Есть персидская сказка о том, как в одной бедной семье младшая дочь решила соткать ковер. У нее не было цветной пряжи, и она выплетала узор из обыкновенных серых ниток. Но кропотливо вытканные пастбище, овцы, солнце оставались невидимыми на однотонном фоне ковра. Когда работа была закончена, ковер стал жаловаться на свою горькую судьбу. Барашки требовали, чтобы ткачиха отдала их прекрасному руну черноту своих кос, луга покушались на зелень ее глаз, солнце – на нежный румянец ее щек. Ковер налился небывало сочными красками и принес семье почет и достаток, а девушка потеряла свою красоту и стала бесцветной.

В каждой сказке – лишь доля сказки. И на больших городских мануфактурах, и в горных деревушках, и в лагерях кочевников ткачихами становятся совсем юные девушки с проворными руками, внимательными глазами и огромным – на всю жизнь – запасом терпения. Они знакомятся с ткацким станком в том возрасте, когда их европейские сверстницы еще играют в куклы. Детство будущих мастериц проходит за ковровой рамой. Они учатся ремеслу под присмотром матерей, вплетая свои первые нити в общий узор, пока не станут достойными самостоятельного ковра.

Так начинается путь к мастерству, а мастерство в ковроткачестве – это искусство, помноженное на скорость. Если девушка безошибочно воспроизводит орнамент по эскизу, если ее фантазия рождает собственные ковровые сюжеты, если под ее руками за каких-то два месяца успевает обрести жизнь приличных размеров коврик – наградой ей становятся слава искусной ткачихи и хороший, по иранским меркам, заработок. Она превращается в главный источник дохода для своей семьи, и жизнь ее течет монотонно, как время.

Дневная норма выработки на ковровых фабриках составляет от семи до десяти тысяч узелков. Тускнеет зрение, бледнеет румянец, белеют косы. Грустная сказка о бедной ткачихе становится былью.